Судьба
Жизнь,
наполненная смыслом
Горькие слезы радости
Как же мы беспомощны перед обстоятельствами. Мы даже
нравственными принципами готовы поступиться, если они оправданы хоть
какими-то, пускай и маловразумительными, доводами. И хотя мы
пытаемся жить по моральным ориентирам, многие ли из нас способны к
жертвенным поступкам, когда они диктуются жизненной
необходимостью?
Только имеющие чуткую и эмоционально тонкую душу
люди способны к самопожертвованию. Они, не колеблясь, почти
спонтанно, делают тот свой нравственный выбор, какой заложен в них и
составляет их суть. Почти спонтанно… "Но в том-то и дело, - заметит
иной, сомневающийся в бескорыстии духовных поступков скептик, - что
подвиги совершаются тогда, когда на обдумывание разумности решений
нет времени. Бросившийся, к примеру, на защиту солдата, уронившего
боевую гранату, командир (дай ему Бог выздоровления), вряд ли бы
решился на подобный поступок повторно".
А если не спонтанно? Да
еще по прошествии времени обстоятельства требуют новых жертвенных
усилий? Если вся жизнь превращается в одну сплошную уступку этим
обстоятельствам своих духовных и физических сил, планов и просто -
счастья? Если само это понятие счастья обретает иной смысл?
…Для
Диденко Надежды Александровны судьба поделила всю ее жизнь (с
бесхитростными женскими мечтами, с извечными переживаниями и
устремлениями) на две неравнозначные части.
Вот такое непростое черно-белое
кино
Шустренькая и светловолосая Наденька родилась в
поселке Верхние Серьги в многодетной семье в тот скорбный для нашей
страны год, когда грянула война. Ее отец, до войны работавший
директором гастронома в Свердловске, как будто чувствуя
надвигающуюся беду, в начале 1941 года перевез свою многодетную
семью из большого города в сельскую местность. Кроме Нади, на руках
у матери, после того, как отца призвали в армию, остались еще
шестеро детей.
Что она помнит из тех далеких лет? Крепенький,
ухоженный домик с большим огородом. Корову и овечек в хлеву, курочек
во дворе… сестренок-братишек, помогавших матери по мере сил
управляться хлопотливым хозяйством… маму, милую и заботливую. Помнит
добрых соседушек, которые приходили вечерами в их дом вязать
шерстяные носки для бесхитростных фронтовых посылочек. Помнит их
душевные песни, от которых на глазах слезы наворачивались.
…Мама
умерла, когда Наде было десять лет. Не дождалась семья и отца с
фронта. Но старшие дети не допустили, чтобы младших отняли у них на
казенное воспитание. Закончив в родном поселке 10 классов, Надя
поехала в Свердловск, куда к тому времени перебралась ее старшая
сестра. Работу долго не искала: сестра предложила - она и
согласилась. Пошла работать киномехаником в кинотеатр "Салют".
Кто помнит те послевоенные годы, тот знает, что такое было для
народа кино. Кино было тогда больше, чем просто искусство. Кино было
- сама жизнь. А потому и кинотеатры жили своей, притягательной,
волшебной и неоднозначной жизнью.
Надюшу направили на курсы
киномехаников. В 1962 году, когда пришла пора распределений, ей
неожиданно предложили работу в Краснотурьинске, в только что
открытом для зрителей кинотеатре "Россия". В этом же году она вышла
замуж. Веселая, боевая, красивая - она, конечно же, пользовалась
успехом у местных ребят. А выбрала того, в ком почувствовала
искренность. И сердце не ошиблось. Муж Юрий, с которым Надежда
Александровна в прошлом году отпраздновала золотую свадьбу, оказался
именно тем, кто смог поддержать ее в дни горьких испытаний.
У сильных духом поражений
нет
Все шло своим чередом. В 1963 году родился первенец -
сыночек Вадим. Всё - как у всех: работа, домашние хлопоты-заботы…
Радовали успехи сына. Мечтали о втором ребенке, но (врачи разводили
руками) почему-то ничего не получалось.
…И вдруг - беременность.
Через десять лет после первой. Маме Наде - 33 года. Какие тут
раздумья - конечно, рожать!
Она все дни беременности жила в
счастливом ожидании и была настолько уверена в счастливом исходе,
что даже и мысли не допускала ни о чем дурном.
…В конце
дождливого октября в 23 часа ее с острыми схватками озабоченный муж
привез в роддом. Вышедший в приемный покой дежурный врач (Надежда не
помнит его фамилии - он вскоре уехал из города) хмуро и неприветливо
осмотрел ее и, сказав, что "пока можно подождать", удалился. Всю
ночь она там и просидела - в приемном покое. За это время у нее
отошли воды (что и стало впоследствии причиной кислородного
голодания плода). Она была на грани нервного срыва, когда врачи,
наконец, повели (?!) ее в операционную.
Родившуюся дочку ей так
и не показали. Но голос своей малышки она слышала, а потому и
поверила врачам, что у них "все под контролем". Не заподозрила она
ничего неладного и после того, как ребенка не стали приносить ей на
грудное кормление (сказали, что заботятся о здоровье мамы). И когда
через четыре дня Надежду все же привели к грудничкам, она кинулась к
дочке и, осторожно прижав ее к груди, тихо прошептала:
"Катенька".
Она ничего о здоровье дочки не знала и спустя десять
дней, когда ее выписали из роддома, и когда она в порыве чувств
написала проникновенные строчки благодарности медперсоналу: "Люди в
белых халатах, низко вам поклониться хочу". И только спустя годы
одна знакомая медсестра призналась Надежде, что, читая ту
благодарность, "весь медперсонал роддома плакал от стыда".
…Да,
врачи прекрасно знали, что это такое "родовая асфиксия 3-й степени"
(такой диагноз ребенку они написали в справке при выписке из
роддома) и могли (а скорее всего - должны) были предупредить об этом
родителей. Но странное молчание хранили они, а потом и участковые
врач с медсестрой. Ребенок сутками заходился в плаче, а врачи лишь
успокаивали родителей (дескать, с животиком что-нибудь…), прописывая
какие-то капельки, рекомендуя процедуры. И только через два года
(?!) ими была озвучена страшная догадка: "детский церебральный
паралич".
Это был как гром среди ясного неба. Надежда по
косвенным признакам догадывалась, что с Катенькой что-то неладно
(девочка не могла сидеть, не переворачивалась на животик), но она и
предположить не могла такого страшного диагноза.
А
действительность оказалась даже хуже, чем можно было предположить:
при родах пострадали и опорно-двигательная система ребенка, и
головной мозг (что неминуемо должно было сказаться на развитии
интеллекта).
И что было с этим делать? Отказаться от девочки,
такой желанной и красивой и сдать ее в спецучреждение, где
государство гарантировало ей необходимый комплекс лечебных мер? Или
оставить в семье и обречь себя на вечную каторгу ежедневных забот об
инвалиде?
"Катенька, - шептала в те дни, глядя на неулыбчивое,
озабоченное от постоянных болей, личико глазами, полными слез,
Надежда, - я клянусь, что никогда тебя не брошу… я сделаю всё
возможное и невозможное, чтобы поставить тебя на ноги…".
Нет, ее
никто бы не осудил за отказ от ребенка, больного такой страшной
болезнью. Более того, во все времена, вплоть до начала ХХ столетия,
во всех странах мира таких детей лишали жизни. И даже в советские
времена в нашей стране вплоть до 60-х годов этих детей матерям не
отдавали, заранее определив их "отказниками".
Наверное, если
помыслить, так поступать было гуманнее, чем оставлять семье
непостижимую физическую и моральную обузу, за которой требовался
постоянный присмотр. А материальные издержки согласившейся на
содержание такого ребенка семьи?
Как было выживать, если не
существовало ни пособий, ни субсидий на ребенка-инвалида? Надежда
вышла на работу, когда Катеньке не было и года. Когда днем с
ребенком нянчился папа (он работал в электроцехе БТЭЦ), то с утра
выходила на работу она. Через неделю у них все получалось наоборот.
А ведь надо было еще заниматься с подрастающим сыном (благо, он рос
послушным и понимающим родителей мальчиком) и другими домашними
извечными делами.
И главная забота толкала постоянно ее и жгла
каленым железом: лечение дочери. Надежда Александровна стала
постоянным клиентом городского психоневрологического диспансера. Ей
очень помог своими консультациями внимательный и чуткий доктор
Шмаков. Отправил ее с больным ребенком на обследование в
Екатеринбург, способствовал выделению ей путевок в детскую лечебницу
"Майнаки" (Евпатория).
Десять лет подряд по два раза в год стала
возить свою дочь Надежда в тот санаторий, надеясь на чудо. Все
заработанные ими с мужем за эти годы деньги, все наследство,
неожиданно оставленное ей одной из сестер, она "увезла на юг". И
болезнь медленно, но верно отступала. Когда Катенька сказала первое
слово, это было настоящим семейным праздником.
Но реалии
искореженной жестокой болезнью маленькой жизни требовали новых
усилий. И в 1984 году супруги Диденко принимают непростое решение:
устроить Катеньку в Карпинский детский дом инвалидов. При условии,
что туда примут на работу нянечкой Надежду Александровну.
…Это
была новая, еще более пронзительная от нескончаемого горя страница
ее жизни. Горя, умноженного на страдания десятков еще таких же
детей, которых природа наказала таким непостижимо жестоким образом.
Она хорошо помнит шок, охвативший ее от увиденного: в укрытом от
чужих глаз заведении, жили своей, неподдающейся обычному восприятию
жизнью почти 300 детей-инвалидов.
… И день за днем - общение с
этими детьми, уход за ними и моральная поддержка. День за днем - на
протяжении девяти лет, по достижении Катенькой
восемнадцатилетия.
Куда отправляются такие больные дети потом? Во
взрослые психоинтернаты, потому как в России нет пансионатов для
"пожизненных детей". "А разве я могла допустить, чтобы моя дочка
жила в контакте с теми больными, кто мог ее обидеть", - объясняет
свое тогдашнее решение оставить Катеньку на домашнем лечении Надежда
Александровна.
С тех пор прошло еще два десятка лет. В этом году
Кате исполнится 40.
В 2005 году Надежда Александровна стала
членом Краснотурьинской городской организации Всероссийского
общества инвалидов на правах законного представителя
ребенка-инвалида 1-й группы. А вскоре ее избрали заместителем
председателя. Ей, прошедшей все круги ада в борьбе за здоровье
ребенка, как никому другому, известны все проблемы, с которыми
сталкиваются инвалиды в повседневной жизни. Она согласилась
работать, когда городские власти хоть мало-мальски, но
компенсировали ее труд материально. Но и тогда, когда (с 2006 года)
городское общество инвалидов с гособеспечения было снято, Надежда
Александровна продолжает выполнять свою непростую общественную
работу. Кто сегодня посчитает, сколько человеческих судеб спасла она
от духовных терзаний и неустроенности, скольким людям она подарила
надежду на счастье и обретение веры в себя, скольких людей она
объединила в одну большую и дружную семью единомышленников?
…С
годами она научилась радоваться сквозь слезы. У сына все хорошо: он
трудится инженером-электриком в Ивдельском ЛПУ. А вот муж, Юрий
Семенович, из-за постоянных огорчений за дочь стал инвалидом по
зрению. Но ведь он всю жизнь был предан ей и даже мысли не допускал
оставить семью… сколько женщин встречала Надежда Александровна в
санаториях и больницах, жаловавшихся на своих мужей, не выдержавших
жизненных испытаний… А Юрий, как мог, помогал жене. Да что там
помогал. Он даже в свободное от работы время, если не было домашних
дел, шел в лес или на речку, чтобы принести для доченьки свежей
рыбки, ягод и грибов.
Ну, а Катенька? Да, Катенька так и
осталась инвалидом, но ведь она давно уже научилась узнавать своих
близких и вовсю старается показать им свою к ним любовь. Она давно
стала тем желанным человечком, даже при виде которого сердце матери
заходится в тихой радости. И пусть она живет в своем другом,
"параллельном" мире, у них всегда много общих интересов и увлечений.
И, кто знает, не эта ли бесхитростная дочкина любовь делает сегодня
жизнь Надежды Александровны наполненной смыслом, позволяющим считать
ей себя ну, пускай не вполне, но все же - счастливым
человеком?
Борис Углицких
Фото Евгения
Арбенева
